События
У людей есть одна удивительная эмоция, которая продлевает молодость, улучшает настроение и, как недавно было обнаружено, помогает справляться с болью. Эта эмоция – смех. Другие приматы тоже могут смеяться, однако, только люди умеют делать это от души. Некоторые специалисты полагают, что в процессе эволюции в основе речи лежал именно смех.
Определение этого понятия говорит о том, что смех – это реакция на смешные слова, жесты или физические действия (к примеру, щекотание). Эта реакция включает непроизвольные движения мышц лица и тела, определенные звуки, а также изменения ритма дыхания. Смех – это наш ответ на нетрадиционные, отклоняющиеся от правил веселые ситуации.
Нейрофизиологические центры, ответственные за смех, расположены в "древней" части коры головного мозга, которая есть у многих животных. Это говорит о том, что способность смеяться не уникальна для человека, животные имеют схожие способы выражения радости. Примерно 10 лет назад в журнале "Наука" профессор Джейк Панксепп (Jake Panksepp) опубликовал статью, в которой он утверждал, что многие маленькие животные тоже умеют смеяться. По словам профессора, они смеются немного по-другому, не так, как это делают люди. Обезьяны и собаки делают это, выдавая пыхтящие звуки, в то время как крысы пищат на очень высоких нотах, частотой до 50 килогерц. Наличие "чувства юмора" у крыс было ранее подтверждено исследователями из университета штата Вашингтона.
Есть множество теорий о происхождении и о функциях смеха. Ему не нужно учиться, это врожденная реакция, как чихание. Важно отметить, что способность смеяться присутствует у тех животных, которые живут в группах. Существует теория о том, что смех является эмоциональной составляющей стадного инстинкта: видя кого-то, находящегося в абсурдно-веселой ситуации, мы начинаем смеяться. Для тех, кто совершил ошибку в каком-либо деле, смех – это хороший шанс, чтобы не потерять статус в группе.
Другая теория предполагает, что смех, как у людей, так и у животных является способом общения с большими группами родственников. В самом деле, человеку лучше смеяться в группе, чем в одиночку. Громкий смех может сразу привлечь большое число соплеменников и помогает объединить группу. Смех может быть защитной реакцией организма, которая помогает снят стресс. В ситуациях длительного стресса (к примеру, во время экзаменов или во время проблем на работе) мы стараемся шутить и смеяться чаще. Тем не менее, смех в таких ситуациях чаще всего напряженный, поэтому его называют "нервным" смехом. Все же, по мнению экспертов, такой смех намного благоприятнее сказывается на человеке, чем если бы он все держал в себе, не выпуская напряженность.
Недавно ученые обнаружили еще кое-что интересное: смех и чувство юмора помогают переносить боль. Профессор Робин Данбар (Robin Dunbar) из Оксфордского университета и его коллеги попросили группу добровольцев посмотреть фильм, после этого они экспериментально измерили их болевую чувствительность. Одна группа смотрела в течение 15 минут комическое видео, другой группе был показан небольшой фильм о соревнованиях по гольфу. После этого, к руке каждого из добровольцев был приложен лед. Очень холодные объекты при длительном контакте с кожей не провоцируют какой-либо опасности, но доставляют некоторую боль. Добровольцы, которые смотрели смешное видео, смогли дольше вытерпеть контакт с холодным объектом.
Таким образом, экспериментаторы пришли к выводу, что чувство юмора и смех помогают человеку переносить боль и холод. Тем не менее, интеллектуальные шутки, несмотря на удовлетворение, которое они могут принести, никак не влияли на болевой порог человека. Однако, клоунада, ситуационные комедии и эксцентричный юмор, как оказалось, обладают обезболивающим эффектом. Такой юмор, по мнению ученых, вызывает резкое повышение количества эндорфинов в крови (белки, которые вырабатываются клетками мозга и которые вызывают ощущения удовольствия). Эти же вещества вырабатываются и при других ярких и приятных эмоциях, например, во время влюбленности.
Профессор Данбар выдвинул теорию о том, что смех помогал нашим доисторическим предкам не только справляться с трудностями пещерной жизни, но и выражать теплые чувства по отношению к своим родственникам. Ученый намерен продолжать исследование юмора и смеха.
Согласно биологической теории эмоций Анохина, эмоции возникли на определенном этапе эволюции как средство оценки потребности и степени ее удовлетворения. Как правило, любая неудовлетворенная потребность сопровождается отрицательными эмоциями, тогда как удовлетворение этой потребности вызывает положительные эмоции, одним из проявлений которых является смех. Согласно другой теории, смех - это реакция человека на что-то неожиданное - например, на развязку анекдота или на прикосновение при щекотке к частям тела, которые обычно не трогают. Механизм возникновения смеха - это "совместный продукт" нашего интеллекта и эмоций. Интеллект воспринимает некий забавный парадокс, нелепость, противоречие, а сам процесс смеха является разрядкой накопленного эмоционального напряжения.
Очевидно, что разгадать до конца физиологию смеха еще не удалось. При этом известно, что во время смеха в организме происходит множество животворных процессов: снижается уровень выработки "гормонов стресса" - кортизола и адреналина, происходит выброс в кровь гормона эндорфина. Именно эндорфин - своеобразный "наркотик", вырабатываемый организмом, - притупляет болевые ощущения, вызывает чувство удовлетворения, позволяет взглянуть на неприятности с новой стороны. Продолжительный смех (например, при просмотре кинокомедии или юмористической передачи) сначала увеличивает, а затем снижает частоту сердцебиения, понижает артериальное давление. При смехе человек делает глубокий вдох, а затем короткий выдох, настолько интенсивный, что легкие полностью освобождаются от воздуха. Газообмен ускоряется в 3-4 раза, что является естественной дыхательной гимнастикой.
Сила смеха меняется от легкой усмешки до гомерического хохота. Разница в реакции зависит от многих показателей: количества нейромедиаторов - биологически активных веществ, воздействующих на соответствующие структуры в мозге, которые отвечают за "запуск" смеха; эмоционального и физического состояния, в котором находился человек до того, как его пытались рассмешить; наконец, от индивидуального восприятия конкретной нелепости (над анекдотами про тещу сильнее будет смеяться тот, у кого случались подобные ситуации в жизни). Разным людям один и тот же анекдот может показаться как смешным, так и возмутительным.
Иногда мы смеемся так, что не можем остановиться. Почему же так происходит? Здесь срабатывает механизм "зеркального отражения"; мы смотрим на что-то или слышим что-то, что кажется нам очень смешным. Мы начинаем смеяться и вновь смотрим или вспоминаем то, что дало нашему смеху импульс. До определенного момента это круговое подкрепление усиливает смех, а по мере убывания внутреннего напряжения смех ослабевает и наконец прекращается.
Оптимизм - против гриппа
По данным Национальной академии наук США, ученые под руководством Ричарда Дэвидсона из университета Висконсина установили, что оптимистов вырабатывает больше защитных антител против . Для эксперимента была отобрана группа из 52 человек в возрасте от 57 до 6о лет. С ними провели комплексное тестирование, в том числе и методом исследования активности мозга, и разделили испытуемых на две группы: "оптимистов" и "пессимистов". Затем обеим группам была введена вакцина против гриппа. Далее в течение шести месяцев у испытуемых трижды брали кровь, чтобы определить, как образуются защитные антитела после введения вакцины. Оказалось, что у группы "оптимистов" нарастание уровня антител шло значительно быстрее, чему "пессимистов".
Смех, который лечит
Один из самых известных людей, кто излечил себя с помощью смеха, был американский психотерапевт Норман Казинс. Врачи сказали, что при его диагнозе (коллагенозе - непрерывно прогрессирующем заболевании, при котором поражается соединительная ткань во всех органах и тканях) медицина бессильна. Вместо того чтобы "хоронить" себя и стенать о судьбе, Казинс закрылся в своем доме и с утра до вечера смотрел юмористические передачи. Сначала стали шевелиться парализованные пальцы рук, исчезли боли, а затем Казинс научился заново ходить и полностью вылечился. Именно он основал "гелотологию" - науку о смехе.
Сегодня гелотология - это популярное направление в психотерапии, завоевывающее все больше приверженцев в разных странах мира. У нее есть три основных направления:
- Классическая смехотерапия. Смехотерапевт проводит индивидуальные или групповые занятия, на которых люди смеются. Им рассказывают анекдоты, курьезные истории, они слушают хохот в записи, смотрят комедии.
- Медицинская клоунада. Медицинские клоуны устраивают представления перед пациентами больниц, что идет больным на пользу.
- Йога смеха. Ее разработали индийские медики; они учат человека смеяться легко и непринужденно, естественно и часто.
Смех и положительные эмоции помогают бороться с аллергическими заболеваниями, и такие исследования были проведены японскими учеными под руководством доктора Хайме Кимато. В эксперименте приняли участие 26 человек с аллергией на домашнюю пыль. Перед испытанием им сделали инъекцию аллергена, который провоцировал появление кожных высыпаний. Размер этих высыпаний был замерен. Затем испытуемых разделили на две группы, причем одной показывали классическую комедию с Чарли Чаплином, а второй - скучные прогнозы погоды. Через 87 минут были подведены итоги. Произведя замер кожных высыпаний, ученые обнаружили, что у пациентов, которых в течение этого времени смешил великий комик, заметно уменьшилась аллергическая сыпь, в то время как в другой группе этого не происходило.
Кто сколько смеется?
Новорожденный малыш не умеет ни смеяться, ни улыбаться. Но уже к концу первого месяца при появлении мамы наступает "комплекс оживления": малыш улыбается, сучит ножками. Смеяться же малыш начинает только к концу з-го месяца, а самый веселый период наступает к 6 годам, когда ребенок может от души хохотать до 300 раз в день! К сожалению, с возрастом человек смеется все меньше и меньше. Взрослый человек улыбается в среднем всего 15 раз в день.
Смехом лечат даже депрессию, которой страдают, как минимум, 20% населения развитых стран. Если не остановить ее распространение, то, по исследованиям Всемирной организации здравоохранения, к 2020 году смертность в результате самоубийств выйдет на второе место среди других причин смертности (на первом - заболевания сердца), обогнав рак и все остальные болезни! Ученые из Австрийского общества заболеваний, связанных с , предложили оригинальный способ лечения депрессии, используемый в дополнение к лекарственным препаратам. Они выпустили компакт-диск, на котором записан смех и ободряющие высказывания самых известных в этой стране людей: олимпийского чемпиона по лыжам, исполнителя песен, губернатора и знаменитого футболиста. Этот 20-минутный диск психотерапевты дают слушать своим пациентам, страдающим депрессией, и отмечают хорошие результаты. Пациенты "заражаются" чужим хорошим настроением, и их собственное состояние улучшается.
Сделайте юмор вашим союзником:
- Старайтесь в любой неприятной ситуации найти что-то смешное. Пред ставьте, как мог бы рассказать о случившемся с вами известный юморист. Или представьте, что ситуация уже разрешилась благоприятным образом. Как бы вы рассказали ее в компании друзей, желая их повеселить?
- Если у вас есть выбор, посмотреть комедию или боевик, всегда делайте выбор в пользу комедии.
- Наполните дом забавными вещицами, при взгляде на которые хочется улыбнуться. Пусть это будут веселые фотографии из семейного архива, какие-то вещи, напоминающие вам о веселых событиях. Чем больше их будет, тем лучше. В трудный момент, взглянув на них, вы получите необходимый вам заряд позитивной энергии.
- Даже если вам совсем не до смеха, заставьте себя улыбнуться. Помните, что даже искусственная улыбка активизирует часть мозга, ответственную за положительные эмоции, а значит, ситуация перестанет казаться безнадежной!
В странах Западной Европы уже в течение 20 лет "лечебные клоуны" являются составной частью оздоровительных программ крупных больниц. В Австрии на данном поприще трудится около 40 человек. В Голландии собственным лечебным клоуном гордится чуть ли не каждая больница. В Израиле есть официальная специализация "медицинский клоун". У нас в России такие программы тоже начинают работать.
Пока механизм целительного действия смеха пока до конца не ясен. По мнению некоторых ученых, его роль состоит в защите организма от стресса. Таким образом, смех защищает иммунную систему от негативных воздействий, что и ведет к улучшению результатов лечения. Поэтому, чем бы вы ни болели, постарайтесь поддерживать хорошее настроение и помогите в этом своим родным, если больны они.
Над чем смеяться будем?
Одна из главных функций юмора - это защита нашей психики. Она "включается" на этапе обдумывания ситуации. Не будь юмора, можно было бы сойти с ума (и в этом нет преувеличения), рассуждая об измене любимого человека, семейных проблемах, болезни, попытке ограбления и множестве других стрессовых ситуаций.
Именно юмор помогает нам не "перегореть" после пережитого потрясения. И можно без преувеличения сказать, что если человек способен рассказать о своих неприятностях с юмором или хотя бы с улыбкой (пусть и "вымученной"), то ситуация не безнадежна, и свет в конце тоннеля есть! Улыбаясь, человек как бы приглашает собеседника: "Подтверди, что случившееся со мной не так уж плохо!" И если собеседник улыбается в ответ, то на сердце рассказчика становится еще легче.
Еще одна функция смеха - это установление позитивных отношений с другими людьми. Интересное исследование было проведено учеными из колледжа Вестфилда (США, Массачусетс). В ходе него было выяснено, что для женщин при выборе предполагаемого партнера наличие чувства юмора было одним из определяющих показателей. Женщинам были предложены две фотографии молодых людей со схожими внешними данными. К каждой фотографии прилагался автобиографический рассказ, один из которых был "пересыпан" шутками, а второй выдержан в "официальном" стиле. Подавляющее число женщин изъявило желание познакомиться с "шутником".
Но исследователи на этом не остановились. Эрик Бресслер из Уэстфилдского государственного колледжа в Массачусетсе и его коллега Сигал Бэлшайн из Университета Макмастера в Гамильтоне, Онтарио, выяснили также, что для мужчин женское умение шутить не является определяющим фактором. Им гораздо важнее, чтобы партнерша смеялась над их шутками. Почему же так происходит? Женщины предпочитают остроумных мужчин, так как чувство юмора является показателем высокого интеллекта и творческих способностей, а значит, здорового мозга и хорошего набора генов. А следовательно, есть возможность передать эти гены своим детям. Т.е. женщины, как и всегда, согласно эволюционной теории, "выбирают лучших".
О пользе юмора можно говорить почти бесконечно. И теперь вы понимаете, что к смеху надо относиться серьезно. Он поможет вам, если вы заболели, попали в сложную ситуацию или хотите, чтобы ваша семейная жизнь была счастливой. И поэтому, что бы ни случилось - не теряйте чувства юмора!
Данная статья посвящена некоторым довольно загадочным человеческим свойствам, а именно, смеху, плачу и зевоте. С точки зрения физиологии, это вегетативные рефлексы, с точки зрения психологии – выразительные движения. Благодаря авторитету Ч.Дарвина, второй аспект традиционно привлекал особое внимание. Само название его основополагающей книги – «Выражение эмоций у человека и животных» [Дарвин, 1953] – однозначно подсказывает направление поисков и формулирует главный вопрос: какие чувства выражаются теми или иными «выразительными движениями»?
В отношении большинства древних эмоций вопрос этот довольно просто решается с помощью сравнительно-эволюционного подхода. С филогенетически молодыми, чисто человеческими реакциями вроде смеха и плача дело обстоит намного сложнее. Психологи, философы, культурологи проделали в этом отношении громадную работу, в основном, правда, сконцентрировав внимание на смехе, о семантике которого написаны десятки книг и сотни статей. Гораздо меньше внимание уделялось плачу (впрочем, по крайней мере две философские монографии специально посвящены сопоставлению этих реакций, см.: ). Зевота всегда оставалась в тени, хотя тоже очень интересна (находящаяся в процессе завершения капитальная сводка голландского культуролога В.Сейнтьенса призвана заполнить этот пробел).
Ни в коей мере не подвергая сомнению плодотворность традиционных попыток реконструировать чувство по «выразительному движению», укажем для начала на одно странное обстоятельство: максимальные усилия привели здесь к минимальному результату. Хотя наибольший интерес всегда вызывал смех, вопрос о том, что же он выражает, так и остался неразрешенным. Неясно даже, можно ли считать смех выражением какой-либо эмоции. Хронические неудачи поисков единой психологической универсалии, скрывающейся за громадным многообразием смеховых контекстов, привели некоторых авторов к крайнему скептицизму, выразившемуся в призыве оставить эти поиски раз и навсегда. Именно таким призывом завершается исчерпывающая для своего времени сводка теорий смеха, составленная П.Кит-Шпигель .
Между тем, путь, предложенный Дарвиным – не единственный. В свое время У.Джемс, как известно, поменял причины и следствия местами и заявил, что первично именно «выражение» (мимика), а то, что считалось «выражаемым» - переживание – есть лишь психологический отзвук, отражение мимики, и не имеет самостоятельного значения. «Человеческая эмоция, лишенная всякой телесной подкладки, есть пустой звук» [Джемс, 1991, с.279]. Если так, то вопрос о выражении эмоций отходит на второй план, ибо, вопреки пословице, не лицо – зеркало души, а напротив, душа оказывается зеркалом лица. Плодотворнее, конечно, изучать не отражение, а само отражаемое. Поэтому, согласно У.Джемсу, главной задачей в изучении эмоций должны стать поиски причин, по которым определенные стимулы вызывают те или иные телесные реакции. В общем виде такой подход не вызывает возражений, ведь, как известно, научному анализу поддаются лишь физиологические или поведенческие корреляты человеческих переживаний, тогда как прямое исследование самих переживаний доступно лишь искусству [Симонов, 1981].
Хотя теория У.Джемса вызвала у большинства психологов несогласие (см., например: [Изард, 1980]), недавно проделанные эксперименты показали, что произвольно вызываемая мимика, имитирующая «выразительные движения», но лишенная какой-либо психологической подоплеки, приводит к тем же реакциям со стороны автономной нервной системы, что и обычная «выразительная мимика», причем у большинства испытуемых возникают при этом переживания, напоминающие те, которые сопровождают непроизвольную мимику . Теснейшая обратная связь между мимикой и мозговой деятельностью не вызывает сомнений даже у тех, кто не разделяет теорию У.Джемса [Изард, 1980].
С одной стороны, отсюда как будто следует, что возможны оба варианта (и лицо может быть зеркалом души, и душа – зеркалом лица). С другой же стороны ясно, что подход, предложенный У.Джемсом, безусловно заслуживает внимания, тем более, что он идеально соответствует современным этологическим представлениям о том, что так называемые «выразительные движения» - по происхождению не что иное, как инстинктивные социальные сигналы . То, что психическая жизнь человека неизмеримо богаче, чем у любых животных, лишь усложняет задачу установления исходного (а, быть может, и нынешнего) смысла этих сигналов, но отнюдь не снимает ее с повестки дня. Ведь и на речевом – более высоком, уже не инстинктивном – уровне, составляющем качественное отличие человека от животных, индивидуальный («внутренний») аспект производен от социального («внешнего»). По словам М.М.Бахтина, «не переживание организует выражение, а, наоборот, выражение организует переживание» [Волошинов, 1993, с.93].
Таким образом, помимо физиологического и психологического аспектов изучения человеческой мимики, появляется еще один, новый и совершенно самостоятельный аспект – этологический.
Именно под этим углом зрения этологии мы и рассмотрим три человеческих реакции – смех, плач и зевоту, которые на первый взгляд имеют лишь одну общую черту, а именно, непроизвольность, тогда как прочие их свойства различны. В самом деле, неодинаков прежде всего их эволюционный возраст. Зевота унаследована нами от очень дальних предков, смех и плач гораздо моложе. Эмоциональный компонент в плаче очень силен, в смехе он гораздо слабее, а в зевоте и вовсе отсутствует. Семантически смех и плач для современного человека противоположны, тогда как зевота нейтральна. Смех чрезвычайно социален, плач в наши дни обычно индивидуален, а зевота асоциальна. И тем не менее этологический подход неожиданно выявляет за всеми этими различиями ряд общих черт, которые мы и попытаемся продемонстрировать.
Смех как смещенная активность
По-видимому, одно из главных препятствий, которые необходимо устранить на пути исследования смеха – это традиционное, ставшее почти аксиомой, мнение о том, что смех исходно выражает чистую радость [Дарвин, 1953]. Ошибочность этого мнения следует уже из того, что Дарвин высказал его на основании наблюдений над людьми с резко ограниченной сферой социальных контактов – слабоумными и слепоглухонемыми.
Смех тесно связан с юмором, но отношения между ними далеко не равноправны. Если юмор почти не может обходиться без смеха, то смех порой прекрасно обходится без юмора. Вспомним о «беспричинном» смехе детей, который психологи склонны объяснять чистым возбуждением. Смех может возникать и у взрослых в ситуациях, не имеющих никакого отношения к юмору . Смех, кажущийся нам беспричинным, мы иногда называем «социальным», «истерическим», «физиологическим» или еще как-нибудь. Однако если такой смех не вызван заболеванием или прямой стимуляцией мозга, было бы совершенно неправильно отрицать его связь с нормальным («юмористическим») смехом. Поступать так – значило бы делать проблему заведомо неразрешимой, ибо без понимания того, что нам сегодня кажется аномалией, мы не сможем разгадать и то, что считаем нормой.
Из всех многочисленных теорий смеха для нас сейчас наиболее интересна та, которая указывает на сходство смеха с т.н. смещенной активностью животных. Этим термином этологи обозначают неадекватные поведенческие реакции, возникающие в «мотивационном тупике» или при конфликте мотивов . П.Лейхаузен был, кажется, первым, кто предложил, что смех – форма смещенной активности, явление того же порядка, что «бесцельное» рытье песка у колюшек, «немотивированное» вылизывание шерсти у кошек или чесание в затылке у людей . Позже эта идея была развита Р.Расселом, который сравнивал смех с другими «замещающими реакциями» вроде шагания по комнате, выбивания пальцами дроби по столу, холодного пота и тошноты .
Поначалу этологи считали, что смещенная активность лишь заменяет адекватные реакции и не имеет собственных мотивов . Впоследствии, однако, было показано, что смещенные действия вызываются теми же мотивами, какими они вызывались бы в обычных ситуациях. Отличие состоит лишь в том, что эти мотивы сравнительно слабы, а потому тормозятся в нормальных условиях и растормаживаются в ситуациях, когда более сильные мотивы конфликтуют между собой или не могут реализоваться по каким-либо иным причинам .
Действительно, смех обычно находится «под спудом». Он словно ждет минуты, а дождавшись, вырывается на волю, полностью овладевает человеком и блокирует его речь и действие. Это странно, поскольку эмоциональный компонент в смехе довольно невелик .
Напомним, что теория растормаживания, восходящая к идеям И.П.Павлова, в нашей литературе была развита Б.Ф.Поршневым, который предположил, что речь была исходной формой смещенной активности, возникшей в результате растормаживания, а затем сама стала тормозным фактором, в особенности тормозом действия вообще и агрессии в частности [Поршнев, 1974].
Итак, если смех обнаруживает черты смещенной активности, то необходимо, во-первых, выяснить, каковы его собственные функции (подчеркнем, что вопрос этот отнюдь не равносилен традиционному – «что выражает смех?»), а во-вторых, понять, почему он тормозится в нормальных условиях.
Смех как социальный релизер
Чтобы сделать следующий шаг, необходимо вспомнить, что у нормальных людей смех чрезвычайно стереотипен и заразителен. Эти черты свойственны инстинктам, имеющим сигнальную функцию и известным в этологии под названием социальных релизеров . Согласно Тинбергену, некоторые смещенные действия стали релизерами путем ритуализации – упрощения двигательной схемы с целью придания ей максимальной понятности для партнеров . Тинберген предположил, что смех – это релизер, имеющий умиротворительную функцию и возникший на базе агрессивного рефлекса путем ритуализации . Превращение угрозы в приветствие – явление широко распространенное в животном мире и имеющее многочисленные параллели в человеческом обществе (таковы воинственные церемониалы встречи почетных гостей). Скрытый смысл такого поведения – по сути тот же, что и у животных: «вот как я мог бы с тобой поступить, но не поступлю» [Лоренц, 1994].
Действительно, этологические факты свидетельствуют о том, что эволюционным предшественником смеха был т.н. дисплей расслаблено-приоткрытого рта, иначе называемый «игровым лицом» - ритуализированный укус, используемый обезьянами при игровой агрессии . Этим сигналом обезьяна дает партнеру по игровой борьбе понять, что нападает не всерьез. Отсюда, вероятно, ведет происхождение наш смех от щекотки. Щекотка – отнюдь не «приятная стимуляция», как часто утверждают, а игровая агрессия . Соответственно, смех был изначально не выражением удовольствия, а игровой ответной угрозой, по существу – знаком несерьезности агрессии. Обезьяны знают, что «игровое лицо» - социальный релизер, а потому прикрывают рот рукой, когда этот непроизвольно возникающий сигнал противоречит их нежеланию играть .
Человеческий смех также чрезвычайно социален и в большинстве случаев функционирует, как игровой сигнал . Люди, в отличие от обезьян, способны контролировать свою мимику и смеяться «деланным смехом», однако в норме человеческий смех непроизволен и едва ли менее инстинктивен, чем «протосмех» обезьян. Смех заразителен сам по себе, даже и без всякого юмора . Кроме того, экспериментально доказано, что юмор и смех функционируют в обществе в качестве «смазочных материалов», снижая уровень агрессии и враждебности и переключая конфликтные ситуации в игровой план .
Казалось бы, эти этологические факты подсказывают и вывод: первичной функцией смеха было предотвращение агрессии. Но, во-первых, для обезьян проблема внутригрупповой агрессии не менее важна, чем для людей. Почему же смех по праву считается чисто человеческим качеством, тогда как у обезьян мы находим лишь его зачатки? (Кстати, вокализация, сопровождающая человеческий смех, качественно отлична от той, которая свойственна «протосмеху» шимпанзе, см.: ). Во-вторых, почему у обезьян склонны к смеху не взрослые особи, для которых проблема агрессии особенно актуальна, а подростки? Нельзя не вспомнить здесь о принципе неотении: в отношении смеха человек как бы «задержался» на ранней стадии онтогенетического развития своих предков.
Биологические и культурные истоки юмора
Некоторые теоретики юмора считают поиски его биологических истоков бесплодными . Другие указывают на то, что присущая человекообразным обезьянам игривость служит предпосылкой, из которой при определенных условиях возникает юмор. Главным таким условием является усвоение обезьянами у людей знаковой коммуникации .
Следует заметить, что неволя сама по себе пробуждает в обезьянах формы поведения, отсутствующие в природе. В частности, у шимпанзе в неволе и без обучения знаковому общению иногда обнаруживаются зачатки грубого практического юмора. Игровое нарушение налагаемых людьми запретов приводит у них к необычным формам игрового поведения, поразительно похожим на некоторые не менее грубые смеховые праздничные обычаи, зафиксированные в традиционных человеческих обществах (см. ниже). Мимика обезьян в этих ситуациях не оставляет никакого сомнения в ее близости к смеху [Козинцев, Бутовская, 1996а; 1996б].
Как бы ни относиться к этим рудиментарным и грубым проявлениям доречевого юмора, не подлежит сомнению, что как только обезьяны усваивают у людей способность общаться с помощью символов, у них тут же появляется самый настоящий юмор, основанный на преднамеренном порождении несообразностей . Почему так происходит? Конечно, понятие несообразности и основанная на этом понятии игра становятся возможными лишь после усвоения символической коммуникации. Но возможность не равносильна необходимости. Что заставляет обезьян прибегать к юмору сразу же после приобретения ими способности к знаковому общению?
Хотя десятки теоретиков пытались объяснить смысл юмора, это явление остается в значительной мере загадочным (обзоры теорий см.: ). По-видимому, к наиболее глубоким его истокам относятся уже упоминавшиеся архаические праздничные обряды, относящиеся к категории «наоборотного поведения». В зарубежной этнологической литературе эти явления фигурируют под собирательным названием «символическая инверсия» , а отечественные культурологи называют их «антиповедением» [Лотман, Успенский, 1977; Успенский, 1985]. Применяются и другие термины – «пародия» [Фрейденберг, 1973], «карнавализация» [Бахтин, 1965] и др. Во время праздников антиповедения строжайшие табу символически нарушались под всеобщий веселый смех [Абрамян, 1983]. Г.Шурц сравнил такие обряды с клапанами для выпускания пара. Действительно, их главная функция, возможно, состояла в разрядке психического напряжения, вызванного системой тягостных и скучных норм и запретов, во власти которых находились члены первобытного сообщества. Другой смысл временного коллективного освобождения от культурных норм состоял в том, что люди, прекрасно знавшие «как надо», показывали друг другу, «как не надо», и тем самым поддерживали общественный порядок, наглядно демонстрируя его контраст с мифологическим хаосом, якобы царившим до того, как установился порядок .
Вообще, архаическое (а в более поздние эпохи – народное) сознание, как известно, избегает всего отвлеченного и стремится к конкретности и наглядности во всем. В частности, неправильное поведение должно было не просто отвергаться, но и демонстрироваться (хотя бы символически, «понарошку»), а это создавало типичный конфликт мотивов – предпосылку для растормаживания смещенной активности, в частности, смеха. Сходство обрядов антиповедения у разных народов мира явно вызвано общими закономерностями человеческой психики [Фрейденберг, 1973; Иванов, 1977; Eco et al., 1984; Козинцев, 1998]. К их поздним и наиболее детально изученным пережиткам относится, в частности, европейский карнавал [Бахтин, 1965] и русская святочно-масленичная обрядность [Лотман, Успенский, 1977; Лихачев и др., 1983; Успенский, 1985].
На индивидуальном уровне антиповедение демонстрировалось ритуальными клоунами, чья роль в традиционных обществах была противоречивой: они воспринимались и как шуты, и как сверхъестественные существа, а соответственно вызывали и смех, и страх (этнографически наиболее близкий пример – отношение к ряженым на Руси, см.: [Ивлева, 1994]). Моделью антиповедения служили мифы о трикстерах. Подобно ритуалам антиповедения, эти мифы были сильнейшими смеховыми стимулами и также могут рассматриваться в качестве наиболее глубоких корней юмора .
Обратимся теперь к плачу и зевоте, о которых известно несравненно меньше.
Плач
Согласно распространенному мнению, плакать полезно, потому что слезы увлажняют и очищают поверхность глаз, а содержащийся в них лизоцим защищает глаза от бактерий. Но если таковы главные функции плача, то почему плачут только люди?
Действительно, если не считать часто приводимых, но единичных, примеров из жизни животных, плач свойственен только человеку. Как писал Дарвин, «привычка эта, вероятно, была приобретена после того периода, когда человек ответвился от общего предка рода Homo и от неплачущих человекообразных обезьян» [Дарвин, 1953, с.786].
Подобно смеху, плач имеет черты неадекватной реакции – смещенной активности. Кроме того, подобно смеху, он является социальным релизером, ибо очень стереотипен и коммуникативен. И наконец, подобно смеху, он прерывает речь и действие, по крайней мере, когда превращается в рыдание .
В современном обществе плачем заражаются друг от друга лишь маленькие дети , тогда как взрослые обычно стыдятся слез. В прошлом же плач был гораздо социален. У аборигенов Австралии, Андаманских островов и Америки до недавнего времени сохранялся обычай коллективного плача, связанный не только с похоронной обрядностью, но и с ситуациями вроде приема гостей или примирения, когда плакать сообща было проявлением дружбы и солидарности . Этот обычай получил название «приветствие слезами» . Во многих древних религиозных традициях люди сообща плакали и смеялись либо одновременно, либо попеременно, ибо, как известно, смерть в архаических представлениях ассоциировалась с едой, половым общением и возрождением .
Зевота
Зевота, которая филогенетически гораздо древнее смеха и плача, тоже имеет черты смещенной активности, что заметил еще Тинберген . Ее физиологическая функция сегодня кажется менее понятной, чем прежде, так как традиционное мнение о том, что зевота якобы вызывается нехваткой кислорода и избытком углекислого газа в крови, экспериментальными данными не подтвердилось . Возможно, именно такова была роль зевоты у наших далеких предков, но, как гласит принцип Берендса, стереотипные инстинктивные движения эволюционно более консервативны, чем их мотивы . Таким образом, естественный отбор мог приспособить инстинкт, унаследованный человеком от его далеких предков, для какой-то иной цели.
Зевота имеет ярко выраженные черты социального релизера, ибо она стереотипна и заразительна до такой степени, что даже упоминание о ней само по себе заставляет людей зевать . То, что зевота связана с сонливостью и часто служит «прелюдией» сна, не объясняет ее огромной заразительности (ведь вид спящего человека не заставляет нас ни зевать, ни испытывать сонливость). В качестве паралингвистического сигнала, зевота свидетельствует не только об усталости и сонливости , но и вообще об отсутствии интереса к происходящему. По этой причине зевота у современного человека, подобно смеху и плачу, обычно находится «под спудом». Подобно им, вырвавшись наружу, она прерывает речь и действие. В отношении действия это было экспериментально показано на кошках: у них даже путем многократного подкрепления пищей зевоту нельзя превратить в условный раздражитель, поскольку она, видимо, является показателем общего торможения в ЦНС, а при этом тормозится любая мотивация, в том числе и пищевая [Лагутина, 1954]. Правда, сходные эксперименты на более «интеллектуальных» животных, в частности, собаках и макаках , на первый взгляд были успешны, однако закрепленная реакция, возможно, была лишь имитацией зевоты, т.е. произвольным открыванием рта .
По правилам этикета, принятым в современном индустриальном обществе, зевать в присутствии других людей считается невежливым, однако у наших предков зевота явно была гораздо более коллективной, чем у нас. Только этим можно объяснить ее огромную заразительность. Когда обезьяны принимаются сообща зевать, это означает, что время активности окончено и члены группы вот-вот собьются в кучку и заснут. Нет сомнений, что и в традиционном человеческом обществе нормы этикета в отношении зевоты были менее строгими. Вспомним данное Гончаровым великолепное описание того, как жители Обломовки вместе коротали время, заражая друг друга то смехом, то плачем, то зевотой...
Смех, плач, зевота: общая функция?
Итак, под углом зрения этологии все три «выразительные движения» обнаруживают черты как смещенных действий, так и социальных релизеров. Вообще, они оказываются более сходными, чем кажутся на первый взгляд. Что, если несмотря на все различия, они некогда имели общую функцию, частично сохранившуюся до наших дней – временно блокировать речь и действие у возможно большего числа людей? Действительно, несовместимость смеха и плача с речью была продемонстрирована на мозговом уровне . Идея о том, что одна из главных функций смеха – прерывание мысли, высказывалась неоднократно . Повседневный опыт не оставляет сомнений в том, что это относится и к зевоте. Едва ли нужно специально доказывать, что все три «выразительные движения» на какое-то время практически полностью завладевают человеком и тормозят не только его речь, но и любое действие. Субъективно это может переживаться, как удовольствие или облегчение, однако дело тут отнюдь не в субъективных переживаниях. Вопрос о том, что «выражают» те или иные «выразительные движения» (т.е. вопрос о чувствах, испытываемых субъектом) мы полностью оставляем сейчас в стороне по той причине, что речь идет об инстинктивных социальных сигналах. Предлагаемая гипотеза исходит из простого и далеко не нового соображения: культура есть бремя. Едва ли необходимо распространяться об этом после Руссо м Фрейда. Менее очевидно, что и речь представляет собой бремя. Вместе с тем, это так: во-первых, потому что речь автоматически порождает культуру – систему предписаний и запретов, которыми люди сами себя связывают под действием объективных социальных законов [Поршнев, 1974], а во-вторых, потому что переход к радикально новой системе символической коммуникации, не существующей у обезьян даже в зачатке, должен был вызвать нечто вроде информационного шока. Б.Ф. Поршнев , идеи которого мы в данном пункте развиваем, предположил, что зевота была для древних гоминид способом противостоять этому шоку. Но ведь то же самое можно отнести к смеху и плачу. В сущности, все три «выразительные движения» есть проявления отказа, ухода от реальности, освобождения (пусть временного) от законов, диктуемых речью и культурой.
По Фрейду, юмор представляет собой «отношение, при котором личность отказывается страдать», и «я» отказывается испытывать огорчения от посягательств действительности» . Конечно, такое определение слишком узко, ибо любое усвоение действительности, даже и не связанное со страданием, по меньшей мере утомительно . В более широком плане мы можем определить юмор, как игровой отказ от «правильного» (т.е. диктуемого культурой) обращения с действительностью, а смех – как инстинктивный социальный сигнал, означающий призыв к такому отказу и к переводу ситуации в игровой план.
Напомним, что смех в значительной мере автономен и в принципе не нуждается в юморе. Он бессознателен и для смеющегося, и для воспринимающего. Он может быть приятен для субъекта, а может и возникать вопреки его воле в самый неподходящий момент и быть мучительным, причем смеющийся и сам понятия не имеет, что же выражает его смех. Повторяем вопрос о «выражении» каких-либо субъективных переживаний в данном случае второстепенен, ибо не затрагивает суть смеха как унаследованного от предков инстинктивного игрового сигнала, смысл которого следует искать прежде всего на групповом, а не на индивидуальном уровне.
Равным образом, плачущий человек инстинктивно и бессознательно отказывается противостоять действительности, которая кажется ему слишком печальной, страшной, величественной или трогательной . Подобно смеющемуся человеку, во всем этом он и сам часто разобраться не может (ср. мандельштамовское «Разве я знаю, отчего я плачу»). А зевающий человек столь же инстинктивно и бессознательно отказывается испытывать к этой действительности интерес. Нет сомнения, что и данные формы отказа в прошлом были в первую очередь коллективными.
Усвоение символической информации, адекватное реагирование на «посягательства» новой культурной действительности и поддержание необходимого для этого уровня заинтересованности – все это требовало от ранних гоминид непосильных для них душевных затрат. Не будем забывать, что нашими непосредственными предками были обезьяны, близкие к шимпанзе – существам чрезвычайно умным, но плохо поддающимся дрессировке и весьма склонным к негативизму. Как ни неприятно сравнивать культуру с неволей и дрессировкой, упомянутые природные качества наших предков имели, увы, самое непосредственное отношение к проблеме культурогенеза.
Как известно, в неволе у обезьян резко усиливается тяга к употреблению и изготовлению орудий (см., например: ). Соединение «предтруда» с символическим общением (способность к которому, как известно, высшие обезьяны не реализуют в природе, но демонстрируют в неволе, заимствуя у людей жестовые и иные знаковые системы), по всей видимости, и образовало «критическую массу», обусловившую в процессе антропогенеза возникновение качественно нового вида живых существ, способных создавать культуру.
Вместе с тем, унаследованные ранними людьми от их предков психологические свойства давали о себе знать на каждом шагу, делая процесс культурогенеза, подчинявшийся объективным законам и независимый от воли его субъектов, трудным и мучительным для последних. Суть этого противоречия прекрасно сформулировал выдающийся зоопсихолог В.Келлер: «к сожалению, кажется невозможным сделать из шимпанзе, по природе пустого и суетливого, путем воспитания приятное существо» [Келер, 1930, с.12]. Это краткое и грустное замечание стоит десятков страниц Фрейда и по существу придает фрейдовской концепции человека и культуры необходимую эволюционную глубину (что, разумеется, не спасает многочисленные фантастические элементы фрейдизма, лишенные какой-либо эволюционной основы).
Вот почему инстинктивный, бессознательный и коллективный отказ (пусть временный и символический) от речи и культуры предоставлял нашим предкам спасительное освобождение . вероятно, рудиментарный смех подростков обезьян – не столько способ предотвращения агрессии, сколько именно знак освобождения (вернее, сигнал, приглашающий освободиться) от социальных норм. Безнаказанным это может остаться лишь для юных особей. Для взрослых, если их статус низок, это непозволительная роскошь, а доминантным особям не от чего освобождаться. У древних же людей информационному и культурному шоку были подвержены все без исключения. Отсюда коллективность (в прошлом) и заразительность (в настоящем) всех трех форм «отказа».
У приматов есть два средства борьбы со стрессом – сон и социальный груминг (взаимная чистка шерсти). Груминг имеет и важную коммуникативную функцию. Полагают, что у гоминид эту функцию взяла на себя речь , а значит, создав новый фактор стресса, речь вдобавок лишила гоминид средства борьбы с ним. В такой ситуации сон, как единственное оставшееся антистрессовое средство, был, вероятно, недостаточен. Понадобилось найти новые средства или приспособить старые реакции для новой цели.
Как мы полагаем, смех, плач и зевота стали эффективными механизмами защиты против стресса, вызванного речью и культурой. Временно подавляя речь и «отменяя» культуру, они предотвращали неврозы и обеспечивали социальное единство путем возврата с эволюционно нового речевого уровня общения на более древний и глубокий – бессознательный, доречевой уровень. Доказано, что и у современных людей юмор предотвращает стресс и может служить альтернативой неврозу . Неудивительно, что даже у обезьян юмор развивается сразу же после усвоения ими символической коммуникации. Хотя экспериментальные подтверждения антистрессового действия плача и зевоты нам известны, повседневный опыт не составляет в этом сомнений.
Поскольку все три реакции являются проявлениями негативизма и тормозят речь и действие, они конкурируют с последними и проявляют характерные черты смещенной активности. Однако в отличие от смещенных действий животных, все три описанные нами «выразительные движения» человека довольно сильно мотивированы, отсюда острота их конкуренции с речью и действием. Вот почему в обычных условиях все три инстинктивные «реакции отказа» находятся под сильным спудом, а при снятии торможения превращаются в социальные сигналы, т.е. вырываются наружу и пробуждают коллективный имитационный рефлекс. Это может происходить лишь в кратких «зазорах» между периодами нормальной деятельности, хотя бы уже потому, что в моменты, когда смех, плач или зевота завладевают группой, последняя становится максимально уязвимой для внешней опасности.
Хотя, как мы предполагаем, исходная функция этих реакций на заре антропогенеза была антиречевой и антикультурной, в ходе социогенеза они «подчинились» речи и культуре и «вписались» в них, став паралингвистическими средствами общения и обогатив нашу духовную жизнь. А раз так, то перед нами прекрасная иллюстрация того, что этологические знания о человеке не только не посягают на психологию чувств, но напротив, служат для нее необходимой основой.
МАЭ (Кунсткамера) РАН, Санкт-Петербург
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского Фонда фундаментальных исследований (грант № 99-06-80225).
Является непроизвольной реакцией организма человека на внешние или внутренние раздражители. Смех может возникнуть из-за щекотки или при просмотре какого-нибудь юмористического фильма, либо от высказанной шутки. Чаще всего смех является визуальным выражением внутренних положительных эмоциональных состояний человека, таких как радость, веселье, счастье, облегчение. Однако в некоторых случаях смех может быть выражением совсем не положительных эмоций, например при смущении, истерическом смехе или при насмешках.
Такие факторы как пол, возраст, образование, язык и культура являются определяющими в том, будет ли человек смеяться в каждой конкретной ситуации. Смех является частью поведения человека, регулируемого мозгом, помогает человеку прояснять свои эмоции и намерения в общении. Смех служит для позитивного взаимодействия с другими людьми, этим объясняется заразительность смеха, когда один засмеявшийся человек вызывает смех у других людей. Вспомните саундтреки смеха в комедийных шоу, они служат активатором смеха для зрителей.
Как известно, дети смеются чаще взрослых. Так например ребенок может засмеяться около 300 раз в день, в то время как взрослый смеется около 20 раз в день, но данные показатели сильно зависят от личности человека. Это объясняется тем, что с возрастом человек становится более серьезным. Смех является звуковы выражением внутреннего чувства радости и возбуждения. Новые исследования показали, что новорожденные уже в возрасте 17 дней проявляют внешние признаки смеха, что противоречит ранним исследованиям, утверждавшим, что дети начинают смеяться в возрасте четырех месяцев. Способность смеяться есть у каждого человека и это врожденная способность. Даже дети, которые рождаются слепыми или глухими умеют смеяться.
Ученые также наблюдали различные формы выражения смеха у приматов во время щекотки.
Отсутствие возможности смеяться вслух является неврологическим заболеванием под названием афоногелия.
Нейрофизиология установила, что смех связан с активацией вентромедиальной префронтальной коры мозга, которая производит эндорфины. В актвации смеха принимают участие части лимбической системы. Эта система отвечает также за эмоции и помогает с функциями, необходимыми для выживания людей. В качестве структур лимбической системы, которые участвуют в смехе являются гипокамп и миндалевидная железа. Считается, что во время смеха возникают нейронные связи телэнцефального и диэнцефального центров с системой дыхания.
Смех и здоровье
Влияние смеха на здоровье организма впервые была установлена в 2005 году в Университете Мэриленда, США, когда ученые установили, что смех вызывает расширение внутренней оболочки кровеносных сосудов, что способствует улучшению кровообращения. Было установлено, что бета-эндорфин, выделяемый при смехе гипоталамусом активирует рецепторы на поверхности эндотелиальных клеток, что высвобождает оксид азота, который вызывает расширение сосудов. Оксид азота обладает также и другими кардиопротекторными свойствами, в частности он снижает агрегацию тромбоцитов, снижая воспалительные процессы. Смех также снижает уровень стрессовых гормонов, таких как кортизол и адреналин. При смехе в мозге вырабатываются эндорфины, которые действуют как обезболивающее. Смех повышает количество клеток, продуцирующих антитела, повышает эффективность Т-клеток и тем самым повышает иммунитет.
Многие чувства, не одинаковые по своему содержанию, сопровождаются сходной мимикой. Так, удовольствие, радость, злорадство, ликование, блаженство нередко выражаются усмешкой, улыбкой, ухмылкой, смехом, хохотом и даже гоготом. Смех - это врожденная реакция. Новорожденный младенец уже на втором месяце жизни начинает улыбаться. Первоначальное биологическое значение улыбки и смеха - чисто информационное: сообщить родителям, что их отпрыск сыт и доволен. По мере формирования общественных связей человека смех становится одним из средств социального общения.
Он вызывается уже не только ощущением физического комфорта (то есть «снизу»), но может быть включен и «сверху». Высший «этаж» включения - вторая сигнальная система, особые извивы мысли.
Физиологически смех представляет собой чередование длительных непрерывных вдохов и коротких, прерывистых выдохов. Эта, казалось бы, простая физиологическая реакция имеет множество тончайших оттенков, составляющих богатейшую «смеховую палитру» человека. Недаром смех - столь чувствительный барометр, характеризующий общественную позицию личности. Перефразируя поговорку, можно утверждать: скажи мне, над чем ты смеешься, и я пойму, что ты за человек.
Советский искусствовед Р. Юренев перечислил такие оттенки смеха: «Смех может быть радостный и грустный, добрый и гневный, умный и глупый, гордый и задушевный, снисходительный и заискивающий, презрительный и испуганный, оскорбительный и ободряющий, наглый и робкий, дружественный и враждебный, иронический и простосердечный, саркастический и наивный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, торжествующий и оправдательный, бесстыдный и смущенный. Можно еще увеличить этот перечень: веселый и печальный, нервный, истерический, издевательский, физиологический, животный. Может быть даже унылый смех!»
Ленинградский филолог В. Я. Пропп, высоко оценивая этот перечень, добавляет к нему насмешливый смех. Но список от этого не становится исчерпывающим. Ведь может быть смех злой, натужный, деланный, показной и непринужденный, сладострастный, ликующий, надрывный, игривый, ехидный, хитрый, неудержимый, исступленный, гомерический и т.д.
Советский философ Ю. Б. Борев, более четверти века изучавший проблемы комического, собрал целую коллекцию терминов, обозначающих оттенки только комического смеха:
«Веселая и горькая насмешка Эзопа, раскатистый хохот Франсуа Рабле, едкий сардонический смех Джонатана Свифта, тонкая ирония Эразма Роттердамского, мудрая усмешка Вольтера, то шутливый, то сатирический смех Беранже, искристый юмор Бомарше, карикатура Домье, ужасающийся жестокости мира гротеск Гойи, колючая романтическая ирония Гейне и скептическая ирония Анатоля Франса, веселый юмор Бернарда Шоу, озорной и лукавый комизм Ярослава Гашека, смех сквозь слезы Гоголя, гневный, бичующий, разящий, изобличающий сарказм Щедрина, душевный, грустный, лирический юмор Чехова, победный смех В. Маяковского, оптимистическая сатира М. Горького, по-народному жизнерадостный, неиссякаемый теркинский юмор Твардовского…»
Этот список тоже можно дополнить, вспомнив, например, многообразные оттенки иронии Михаила Булгакова - от грациозно-добродушной и нежной до саркастически-желчной и злобной; холодно-блестяшее, отточенное остроумие Оскара Уайльда; неистовую сатиру Дж. Г. Байр она; с виду наивно-простодушный, на деле проницательный и всевидящий юмор Ивана Котляревского.
Откуда же такое неисчерпаемое множество оттенков?
Мы разбили человеческие чувства на три группы, вернее, на три «этажа»:
Чувства, присущие человеку как живому существу (голод, жажда, усталость, боль);
Чувства, характеризующие человеческую индивидуальность;
Наконец, самый высокий «этаж» - чувства, выражающие принадлежность человека к данному конкретному обществу и к определенной эпохе, или высшие социальные чувства.
Смех как физиологическая реакция может быть вызван чувствами разных этажей, и лишь в том случае, если он связан с высшими социальными чувствами, можно говорить о комическом смехе. (По мнению Ю. Борева, комическое - это «общественно значимое смешное»).
Мы уже говорили о смешанных чувствах. Двойственность чувств, или смешение положительных и отрицательных переживаний, как полагал Н. Г. Чернышевский, лежит в основе чувства комического:
«Впечатление, производимое в человеке комическим, есть смесь приятного и неприятного ощущений, в которой, однако же, перевес обыкновенно на стороне приятного; иногда перевес этот так силен, что неприятное почти совершенно заглушается. Это ощущение выражается смехом».
Как видим, пропорции смешения чувств могут быть разные. Отсюда и многочисленные оттенки комического смеха. В иных случаях перевешивают положительные чувства, а порой удельный вес неприятных чувств настолько велик, что комическое может и не вызвать смеха.
Способность восприятия комического обусловлена таким свойством психики, как чувство юмора, к рассмотрению которого мы сейчас и перейдем.
Loading...